Жди, пока лед не начнет обжигать.
Кажется, этого здесь не было. Один из последних рассказов. Сон, кажется.
Часто ли у вас бывает так, что, просыпаясь утром, вы действительно можете сказать, что это реальность? Вам холодно, вам жарко, вы все прекрасно чувствуете – чувствуете именно ту реальность, которая перед вами, или же это сон? Сколько таких снов может быть в нашей жизни? Один? Два? А может десять? Подумайте, ведь у вас бывали сны, в которых все было правдой, ну или почти правдой, в которую вы покорно верили. А потом вы просыпаетесь и радуетесь тому, что вы в своей постели, сейчас ночь и ничего смертельного не произошло. А может статься так, что вам и понравился тот сон, а сейчас вы с грустью вспоминаете его обрывки и желаете вновь в него вернуться. Навсегда.
читать дальшеДоброе утро.
- Эй, парень, ты деньги-то отдавать будешь? - послышался из тумана задумчивости чей-то настойчивый голос, заставив меня открыть глаза.
«Кажется, я уснул» - нехотя сообразил я, крепко сжимая пальцами три сотни рублей. На меня выжидающе смотрел типичный таксист. Таких еще в кино показывают. Усы, клетчатая рубашка, кепка и наглые глаза.
- Триста? Как и договаривались? – кажется, я уже начал раздражать водителя.
- Да, - недобро бросил он.
Я протянул ему деньги, и в этот момент голову пронзила резкая боль. Я поморщился.
- Визитку брать будешь?
- Что? – попытался разобрать я слова таксиста, не сразу поняв, о чем речь.
- Визитка, говорю, нужна?
- Нет, спасибо.
- Тогда всего доброго, – сквозь зубы процедил он и отвернулся.
Я взял свой рюкзак и, перекатившись, вышел из машины. Боль еще не отпускала. Я невольно оглянулся на отъезжающие «Жигули».
«Странно, - подумал я, - могу поклясться, что машина была зеленая, а не синяя».
Не успев сделать и пары шагов, ноги подкосились, и вот я уже лежу на земле, а в голове ноющая боль. Какая-то нереальная, будто не взаправду. Послышались робкие голоса:
- Что это с ним? Может, поможем?
- Ты что, не видишь? Пьяный он.
- А, ну ладно. Давай хоть милицию вызовем.
- Да сейчас полежит и встанет. Пойдем отсюда.
И два человека, чьи лица я не видел, поспешили удалиться.
Когда мрак в глазах рассеялся, а ясность начала постепенно возвращаться, я попытался встать. Получилось это неуклюже, так что со стороны действительно могло показаться, что я и вправду пьян. До подъезда было всего несколько шагов, которые я преодолел с большим трудом. Но буквально через секунду замер, как вкопанный.
«Где снег?» - ошарашенный, я начал часто моргать и оглядываться по сторонам. Этот факт совсем не укладывался в моей голове.
На улице действительно не было снега, хотя в памяти остались совсем другие картинки. Был конец зимы, но все улицы были по-прежнему занесены грязным снегом, а сейчас царила весенняя слякоть, земля пропиталась водой так, что весело хлюпала под ногами, и лишь редкие горки снега остались в тени, куда в течение дня совсем не попадает солнечный свет, и напоминали об уходящей зиме. Я осмотрел себя: совсем другая одежда.
«Где моя куртка?» - еще одно удивление. Я пошарил по карманам. Нашел ключи, небольшую горсть автобусных билетиков – все забываю их выкинуть – и мобильный телефон. Заставка та же.
«Хоть что-то реальное», - радостно подумал я.
Не успев поднести магнитный ключ к домофону, раздался протяжный звук и дверь открылась. Молодая мама, упершись спиной в дверь, вывозила коляску с ребенком. Я придержал дверь и как-то уж совсем по-идиотски спросил:
- Извините, Вы не подскажите, какой сегодня день?
Ага, я бы еще спросил, какой сегодня год.
Она замерла, переваривая сказанное, оглядела меня с ног до головы, а потом, широко улыбнувшись, будто что-то очевидное вспыхнуло в ее голове, ответила:
- Двадцать восьмое.
- Это точно? – неуверенно переспросил я, потому что в моей памяти отчетливо сидело двадцать шестое число.
- Ну да, двадцать восьмое марта, - слегка нахмурившись, повторила она и покатила коляску дальше.
Поблагодарив, я начал подниматься по лестнице, попутно пытаясь понять, что все-таки, черт возьми, происходит вокруг? Потому что последнее, что я помнил, было двадцать шестое февраля! Куда пропал месяц жизни?
Вот и моя дверь. Я поднес ключ к замочной скважине и начал медленно его проворачивать, уже боясь, что ждет меня за дверью. И почему-то совсем не удивился увиденному. Это была моя квартира, вот только пропала стена, соединяющая кухню и зал, появилось много разных предметов.
Я потрогал лоб – теплый. Дотронулся до стены – холодная. Вроде, не сплю. Значит, сошел с ума. Что-то пиликнуло. Присмотрелся. На тумбочке стоял телефон, и моргала красная лампочка. Так тоже бывает в фильмах. Я нажал на кнопку и динамик начал говорить мужским голосом:
- Сынок, я скоро приеду, нужно будет рассаду увезти на дачу. Жди дома. Никуда не уходи.
В углу услужливо ждали несколько ящиков с проклюнувшимися ростками. Бред происходящего ворохом закружился вокруг. Бросив рюкзак к ящикам, которые недовольно скрипнули в ответ, я побежал на улицу, вопреки приказу отца, который должен быть в другом городе. На всякий случай я прихватил с собой куртку.
Сначала торопливо, а затем не спеша я вышел на центральную улицу и просто побрел вперед, все глубже погружаясь в свои мысли. Вывески, дома, люди, машины – все было таким, какими я их помню, только слегка обновленными весной. Дул легкий ветерок и его тепло я ощущал своим лицом, и ощущения эти были более чем реальные. А что я помню? Я помню, как прошел совсем обычный день, такой обычный, что и делиться им нет смысла, он был таким, как многие. Я помню, как выходил из университета, поймал такси, чтобы добраться до дома, потому что в час пик совсем не хотелось толкаться в автобусах, а оказаться дома – первичное желание. Обычное такси, обычная лживая улыбка и сговор о цене. Быть может, я только на миг закрыл глаза в машине, чтобы дать им отдых, когда все изменилось. Наверное, это был просто уж слишком реальный сон, в который я так явно поверил.
А что сейчас есть реальность? Мы каждое утро просыпаемся и вступаем в новый день, который превращаем в обыденность и набор стандартных планов и правил. Большая часть нашей жизни – это полный штиль без всплесков, без волнений. Мы просто идем по накатанной, обещаем себя раскочегарить, все изменить, изменить себя, свое отношение к миру, к людям, к своему делу. И если это дело есть, то уже хорошо. И тут встает вопрос, что более реально: те дни, которые мы проживаем один за другим, ложась спать, твердо уверенные, что проснемся с утра, хотя может случиться так, что совсем обычный инсульт не даст нам проснуться, или наши сны, переполненные многими несуразицами и небывальщинами? Правда ли существует то, до чего мы можем дотронуться? И как измерить степень существования? Ведь то, что мы видим и по большей части чувствуем лишь оболочка. Мы перестали пытаться понять суть вещей. Мы искушенное стадо, к которому становится все сложнее и сложнее найти нужный подход, потому что зародившийся интерес моментально пропадает, дав лишь одну-две искры. В нашей голове появляются гениальные мысли, но мы, творцы, коими себя считаем, совсем не слушаем их, давая переместиться в небытие. А если выходит схватить обрывки, то совсем скоро узнается, что кто-то сделал также и даже еще лучше. И мы тут же забываемся, списывая все на неудачную мысль.
Кто-то больно толкнул меня в плечо, заставив вынырнуть из моря моих мыслей. Я обернулся. Это был какой-то парень что-то недовольно бурчащий мне в спину. Просто прохожий.
Мы слышим, как тикают часы, но не задумываемся, что у них внутри, как они идут, как этому чудо довелось существовать в нашем мире. Так и с остальными вещами. Мы теряем нить реальности, и все происходящее становится грязным мазком на холсте художника. Без излишеств, без ярких красок, без композиции и перспективы. Одно непонятное нечто. Но да, наши мысли заглядывают далеко, быть может, даже за край галактики, но они там и остаются навсегда. Что может быть страшнее, если перестать понимать, где здесь реальность? А где то, что нарисовал художник-первокурсник?
Вот и сейчас, всего лишь моргнув, я видел новый мир, насильно наползающий на глаза. Для меня он казался таким нереальным, а тот, который, стало быть, вымышленный, был более чем реальный. Это всего лишь шанс, возможность провернуть шестеренки в моих часах. Спустя некоторое время пребывания в новом мире я стал в него верить. Наверное, в жизни всегда так: то, что нам показывают, мы принимаем за истину.
За чередой своих мыслей я не заметил, как начал переходить дорогу перед летящим на меня на полной скорости автобусом.
Вспоминая слова, которые когда-то давно были очень громкими, хочется узнать, а почему? Труд. Трудимся ли мы сейчас по-настоящему? С полной отдачей, самоотверженно. Ведь многие из нас работают на нелюбимых работах, зарываясь все глубже в эту яму. Не могу сказать, что здесь есть толика труда. Труд – мы сделали это слово пустым.
Небо стемнело.
Я не говорю, что когда-то тогда, в прошлом, было лучше. Ведь написанное всегда приукрашивает действительность, хотя было бы здорово, если бы было совсем наоборот, когда написанное не могло бы отразить и частицу красочной действительности, такой, которую можно было бы смело назвать реальностью, а не очередной неудачной работой художника.
Печальные желтые глаза автобуса тускло отразились в моих, затем последовал глухой удар.
Тяжелый вздох. Я очнулся в своей постели. Сейчас ночь и ничего смертельного не произошло. Это просто очень реальный сон. И, кажется, жизнь дает мне еще один шанс.
Доброе утро.
24 февраля 2011 года, 23:59
Доброе утро.
Часто ли у вас бывает так, что, просыпаясь утром, вы действительно можете сказать, что это реальность? Вам холодно, вам жарко, вы все прекрасно чувствуете – чувствуете именно ту реальность, которая перед вами, или же это сон? Сколько таких снов может быть в нашей жизни? Один? Два? А может десять? Подумайте, ведь у вас бывали сны, в которых все было правдой, ну или почти правдой, в которую вы покорно верили. А потом вы просыпаетесь и радуетесь тому, что вы в своей постели, сейчас ночь и ничего смертельного не произошло. А может статься так, что вам и понравился тот сон, а сейчас вы с грустью вспоминаете его обрывки и желаете вновь в него вернуться. Навсегда.
читать дальшеДоброе утро.
- Эй, парень, ты деньги-то отдавать будешь? - послышался из тумана задумчивости чей-то настойчивый голос, заставив меня открыть глаза.
«Кажется, я уснул» - нехотя сообразил я, крепко сжимая пальцами три сотни рублей. На меня выжидающе смотрел типичный таксист. Таких еще в кино показывают. Усы, клетчатая рубашка, кепка и наглые глаза.
- Триста? Как и договаривались? – кажется, я уже начал раздражать водителя.
- Да, - недобро бросил он.
Я протянул ему деньги, и в этот момент голову пронзила резкая боль. Я поморщился.
- Визитку брать будешь?
- Что? – попытался разобрать я слова таксиста, не сразу поняв, о чем речь.
- Визитка, говорю, нужна?
- Нет, спасибо.
- Тогда всего доброго, – сквозь зубы процедил он и отвернулся.
Я взял свой рюкзак и, перекатившись, вышел из машины. Боль еще не отпускала. Я невольно оглянулся на отъезжающие «Жигули».
«Странно, - подумал я, - могу поклясться, что машина была зеленая, а не синяя».
Не успев сделать и пары шагов, ноги подкосились, и вот я уже лежу на земле, а в голове ноющая боль. Какая-то нереальная, будто не взаправду. Послышались робкие голоса:
- Что это с ним? Может, поможем?
- Ты что, не видишь? Пьяный он.
- А, ну ладно. Давай хоть милицию вызовем.
- Да сейчас полежит и встанет. Пойдем отсюда.
И два человека, чьи лица я не видел, поспешили удалиться.
Когда мрак в глазах рассеялся, а ясность начала постепенно возвращаться, я попытался встать. Получилось это неуклюже, так что со стороны действительно могло показаться, что я и вправду пьян. До подъезда было всего несколько шагов, которые я преодолел с большим трудом. Но буквально через секунду замер, как вкопанный.
«Где снег?» - ошарашенный, я начал часто моргать и оглядываться по сторонам. Этот факт совсем не укладывался в моей голове.
На улице действительно не было снега, хотя в памяти остались совсем другие картинки. Был конец зимы, но все улицы были по-прежнему занесены грязным снегом, а сейчас царила весенняя слякоть, земля пропиталась водой так, что весело хлюпала под ногами, и лишь редкие горки снега остались в тени, куда в течение дня совсем не попадает солнечный свет, и напоминали об уходящей зиме. Я осмотрел себя: совсем другая одежда.
«Где моя куртка?» - еще одно удивление. Я пошарил по карманам. Нашел ключи, небольшую горсть автобусных билетиков – все забываю их выкинуть – и мобильный телефон. Заставка та же.
«Хоть что-то реальное», - радостно подумал я.
Не успев поднести магнитный ключ к домофону, раздался протяжный звук и дверь открылась. Молодая мама, упершись спиной в дверь, вывозила коляску с ребенком. Я придержал дверь и как-то уж совсем по-идиотски спросил:
- Извините, Вы не подскажите, какой сегодня день?
Ага, я бы еще спросил, какой сегодня год.
Она замерла, переваривая сказанное, оглядела меня с ног до головы, а потом, широко улыбнувшись, будто что-то очевидное вспыхнуло в ее голове, ответила:
- Двадцать восьмое.
- Это точно? – неуверенно переспросил я, потому что в моей памяти отчетливо сидело двадцать шестое число.
- Ну да, двадцать восьмое марта, - слегка нахмурившись, повторила она и покатила коляску дальше.
Поблагодарив, я начал подниматься по лестнице, попутно пытаясь понять, что все-таки, черт возьми, происходит вокруг? Потому что последнее, что я помнил, было двадцать шестое февраля! Куда пропал месяц жизни?
Вот и моя дверь. Я поднес ключ к замочной скважине и начал медленно его проворачивать, уже боясь, что ждет меня за дверью. И почему-то совсем не удивился увиденному. Это была моя квартира, вот только пропала стена, соединяющая кухню и зал, появилось много разных предметов.
Я потрогал лоб – теплый. Дотронулся до стены – холодная. Вроде, не сплю. Значит, сошел с ума. Что-то пиликнуло. Присмотрелся. На тумбочке стоял телефон, и моргала красная лампочка. Так тоже бывает в фильмах. Я нажал на кнопку и динамик начал говорить мужским голосом:
- Сынок, я скоро приеду, нужно будет рассаду увезти на дачу. Жди дома. Никуда не уходи.
В углу услужливо ждали несколько ящиков с проклюнувшимися ростками. Бред происходящего ворохом закружился вокруг. Бросив рюкзак к ящикам, которые недовольно скрипнули в ответ, я побежал на улицу, вопреки приказу отца, который должен быть в другом городе. На всякий случай я прихватил с собой куртку.
Сначала торопливо, а затем не спеша я вышел на центральную улицу и просто побрел вперед, все глубже погружаясь в свои мысли. Вывески, дома, люди, машины – все было таким, какими я их помню, только слегка обновленными весной. Дул легкий ветерок и его тепло я ощущал своим лицом, и ощущения эти были более чем реальные. А что я помню? Я помню, как прошел совсем обычный день, такой обычный, что и делиться им нет смысла, он был таким, как многие. Я помню, как выходил из университета, поймал такси, чтобы добраться до дома, потому что в час пик совсем не хотелось толкаться в автобусах, а оказаться дома – первичное желание. Обычное такси, обычная лживая улыбка и сговор о цене. Быть может, я только на миг закрыл глаза в машине, чтобы дать им отдых, когда все изменилось. Наверное, это был просто уж слишком реальный сон, в который я так явно поверил.
А что сейчас есть реальность? Мы каждое утро просыпаемся и вступаем в новый день, который превращаем в обыденность и набор стандартных планов и правил. Большая часть нашей жизни – это полный штиль без всплесков, без волнений. Мы просто идем по накатанной, обещаем себя раскочегарить, все изменить, изменить себя, свое отношение к миру, к людям, к своему делу. И если это дело есть, то уже хорошо. И тут встает вопрос, что более реально: те дни, которые мы проживаем один за другим, ложась спать, твердо уверенные, что проснемся с утра, хотя может случиться так, что совсем обычный инсульт не даст нам проснуться, или наши сны, переполненные многими несуразицами и небывальщинами? Правда ли существует то, до чего мы можем дотронуться? И как измерить степень существования? Ведь то, что мы видим и по большей части чувствуем лишь оболочка. Мы перестали пытаться понять суть вещей. Мы искушенное стадо, к которому становится все сложнее и сложнее найти нужный подход, потому что зародившийся интерес моментально пропадает, дав лишь одну-две искры. В нашей голове появляются гениальные мысли, но мы, творцы, коими себя считаем, совсем не слушаем их, давая переместиться в небытие. А если выходит схватить обрывки, то совсем скоро узнается, что кто-то сделал также и даже еще лучше. И мы тут же забываемся, списывая все на неудачную мысль.
Кто-то больно толкнул меня в плечо, заставив вынырнуть из моря моих мыслей. Я обернулся. Это был какой-то парень что-то недовольно бурчащий мне в спину. Просто прохожий.
Мы слышим, как тикают часы, но не задумываемся, что у них внутри, как они идут, как этому чудо довелось существовать в нашем мире. Так и с остальными вещами. Мы теряем нить реальности, и все происходящее становится грязным мазком на холсте художника. Без излишеств, без ярких красок, без композиции и перспективы. Одно непонятное нечто. Но да, наши мысли заглядывают далеко, быть может, даже за край галактики, но они там и остаются навсегда. Что может быть страшнее, если перестать понимать, где здесь реальность? А где то, что нарисовал художник-первокурсник?
Вот и сейчас, всего лишь моргнув, я видел новый мир, насильно наползающий на глаза. Для меня он казался таким нереальным, а тот, который, стало быть, вымышленный, был более чем реальный. Это всего лишь шанс, возможность провернуть шестеренки в моих часах. Спустя некоторое время пребывания в новом мире я стал в него верить. Наверное, в жизни всегда так: то, что нам показывают, мы принимаем за истину.
За чередой своих мыслей я не заметил, как начал переходить дорогу перед летящим на меня на полной скорости автобусом.
Вспоминая слова, которые когда-то давно были очень громкими, хочется узнать, а почему? Труд. Трудимся ли мы сейчас по-настоящему? С полной отдачей, самоотверженно. Ведь многие из нас работают на нелюбимых работах, зарываясь все глубже в эту яму. Не могу сказать, что здесь есть толика труда. Труд – мы сделали это слово пустым.
Небо стемнело.
Я не говорю, что когда-то тогда, в прошлом, было лучше. Ведь написанное всегда приукрашивает действительность, хотя было бы здорово, если бы было совсем наоборот, когда написанное не могло бы отразить и частицу красочной действительности, такой, которую можно было бы смело назвать реальностью, а не очередной неудачной работой художника.
Печальные желтые глаза автобуса тускло отразились в моих, затем последовал глухой удар.
Тяжелый вздох. Я очнулся в своей постели. Сейчас ночь и ничего смертельного не произошло. Это просто очень реальный сон. И, кажется, жизнь дает мне еще один шанс.
Доброе утро.
24 февраля 2011 года, 23:59
@настроение: На кровати пред окном лежащее.
@темы: Мои рассказы, Надоело придумывать темы, Сны круто переворачивают жизнь, Воспоминания
-
-
15.07.2011 в 23:14-
-
16.07.2011 в 07:40-
-
16.07.2011 в 08:00-
-
16.07.2011 в 08:02-
-
16.07.2011 в 11:07И помочь им было невозможно, это меня больше всего и мучало наверное. Да и просто жаль молодых в самом расцвете сил, просто трагическая случайность уносила жизни
-
-
19.07.2011 в 10:32Блин... завидую... мне часто снятся просто потрясающие сны... и бывает я в них такие философские рассуждения веду. что сама удивляюсь, откуда я это беру, но утром помню лишь жалкие отрывки, из которых невозможно что-либо восстановить... хотя... Фраза у меня в дневнике, про шахматы - я ее во сне сказала кому-то... и не забыла) Иногла я очень сожалею, что не умею рисовать - слишком яркие бывают сны... их бы на холст... или мультфильмы снимать ))
-
-
19.07.2011 в 20:26Я тоже не умею рисовать
-
-
24.10.2012 в 00:30Скажу просто - это вау. Момент с пробуждением очень сильный. И мысли, вопросы, поднятые в тексте, меня не раз беспокоили и потому близки. Только моё осталось где-то в голове, а ты сформулировал, и сформулировал складно. Классно.
Кстати, заметила одну особенность. Тебя нельзя взять и прочесть за раз, залпом, хотя хочется ещё. Чтение получается лёгким в силу приятного стиля вместе с вызывающими интерес идеями или событями, и одновременно довольно тяжелым, потому что заставляет думать. А думать надо по кусочкам, чтобы вникнуть, не смешивая всё в одну большую кашу.